Поэт Борис Рыжий: легенда свердловских улиц

Культурный Урал для России всегда был местом, играющим роль "серого кардинала". В отличие от двух столиц – Москвы и Санкт-Петербурга, - этот регион не заявлял о себе чересчур громко, а уральские культурные деятели не собирали стадионы и залы. Появившийся в Свердловске рок-клуб стал младшим братом легендарного Ленинградского, а известных имён в нём было не так много: "Наутилус Помпилиус", "ЧайФ", "Урфин Джюс", "Агата Кристи", "Смысловые Галлюцинации" да группа Насти Полевой. По сравнению с такими громкими именами, как ленинградские "Кино", "Аквариум", "Алиса", "АукцЫон", "Зоопарк" и "Ноль", послужной музыкальный список уральского региона был действительно небольшим. Примерно то же самое можно сказать и про писателей: уроженцами Урала являются Дмитрий Мамин-Сибиряк, Павел Бажов, Алексей Бондин, Владислав Крапивин, Алексей Иванов и Ольга Славникова. Однако среди всей культурной элиты Урала выделялся самородок, который стал одним из глашатаев-популяризаторов региона и его жителей. Речь, конечно же, идёт о поэте Борисе Рыжем.

Рыжий родился 8 сентября 1974 года в Челябинске в семье интеллигентов: его отец, которого тоже звали Борисом, был доктором геолого-минералогических наук, а мать, Маргарита Михайловна – врачом-эпидемиологом. Когда маленькому Борису было 6 лет, его семья переехала в Свердловск, где уже в 14 лет он начал писать стихи. Поэт стал свидетелем разлома эпох – перехода от советских реалий к российским, и это оставило глубокий след в поэзии писателя: в его стихах то и дело возникают ностальгические оттенки, привкус грусти и налёт тоски по старому Свердловску, который с развалом СССР стал Екатеринбургом.

"Там вечером Есенина читали,

портвейн глушили, в домино играли.

А участковый милиционер

снимал фуражку и садился рядом

и пил вино, поскольку не был гадом.

Восьмидесятый год. СССР.

 

Тот скверик возле мясокомбината

я помню, и напоминать не надо.

Мне через месяц в школу, а пока

мне нужен свет и воздух. Вечер. Лето.

"Купи себе марожнова". Монета

в руке моей, во взоре — облака.

 

"Спасиба". И пошел, не оглянулся.

Семнадцать лет прошло, и я вернулся —

ни света и ни воздуха. Зато

остался скверик. Где же вы, ребята,

теперь? На фоне мясокомбината

я поднимаю воротник пальто.

 

И мыслю я: в году восьмидесятом

вы жили хорошо, ругались матом,

Есенина ценили и вино.

А умерев, вы превратились в тени.

В моей душе еще живет Есенин,

СССР, разруха, домино".

Эти строки Рыжий написал в 1997 году. Екатеринбургский поэт Евгения Изварина, долгое время входившая в ближний круг Бориса, отмечала, что поэту всегда была присуща "абсолютно райская, обожаемая картина прошлых, детских, лет".

Откуда же у Рыжего появилась любовь к рифмам? По всей видимости, от отца: в доме у Рыжих, как было положено среди семей советской интеллигенции, хранились томики стихов поэтов разных лет, и Борис Петрович, укладывая спать сына, нередко читал ему перед сном стихи любимых поэтов. "Когда я был маленьким, отец укладывал меня спать. Он читал мне Лермонтова, Блока и Есенина про жеребёнка. Иногда детские стихи Луговского. Еще Брюсова про тень каких-то там латаний на эмалевой стене", - пишет впоследствии Рыжий в "Роттердамском дневнике".

Подростком, помимо поэзии, Рыжий увлекался музыкой. "Боря пытался петь под гитару, мог подобрать на ней песню. Мы увлекались Владимиром Высоцким, еще Боря любил "Звуки Му", "Наутилус", "Алису". А также "Scorpions", "AC/DC", "Metallica". Боря был диск-жокеем в школе, развивал наши музыкальные вкусы", – вспоминает одноклассник поэта Сергей Лузин.

Непростую эпоху Борису пришлось встречать буквально с кулаками: ещё в школе он начал заниматься боксом, и уже в 14 лет, несмотря на достаточно щуплое телосложение, смог стать чемпионом Свердловска по боксу среди юношей. Лишь после травмы глаза он был вынужден бросить спорт. "Боксёрский" период жизни также получил отражение в стихах:

"Тринадцать лет. Стою на ринге.

Загар бронёю на узбеке.

Я проиграю в поединке,

но выиграю в дискотеке".

Окончив школу, Рыжий принял решение пойти по стопам отца-геофизика, и в 1991 году поступил в Свердловский горный институт. Параллельно молодой поэт сделал предложение руки и сердца женщине, которую он полюбил ещё в школе – Ирине Князевой.

"Ладно, выйду я за тебя!". Я-то имела в виду — выйду когда-нибудь. А Боря пришел с цветами к моим родителям на следующий день. Мама спросила: "Может, до лета хоть подождете?" Боря ответил: "Нет! Она меня не будет ждать до лета…". 27 декабря 1991 года мы поженились. Пять лет жили у Бориных родителей. Хорошо жили. Все десять лет, что мы прожили, Боря любил порассуждать: "А если б я не настоял тогда? Вышла бы ты за какого-нибудь… он бы тебя строил". Подумает, помолчит, прибавит: "И я бы женился на какой-нибудь дуре! Пекла бы она пирожки, я бы ее гнобил", - вспоминает вдова поэта.

Сам Рыжий беззаветно любил свою жену. В одном из немногочисленных телеинтервью он признался: "Первая любовь у меня закончилась удачно: это была школьница Ирина, которая впоследствии стала моей супругой и родила мне замечательного сына – Артёма. <…> Я думаю, что меня любило гораздо больше людей, чем я: я-то всю жизнь любил одного человека…Жена мне верит, я верю ей, и я считаю, что так и должно быть, что первая любовь должна заканчиваться удачно, а не трагедией".

Тем не менее, в "Роттердамском дневнике" Рыжий пишет о своих душевных переживаниях в вопросе взаимоотношений с семьёй: "Я оказался в наркологическом отделении психиатрической больницы, днем играл в буру с Вано, слушал Петрухины анекдоты, гоготал над каждой чепухой, а после отбоя, отвернувшись лицом к стене, зажимал зубами угол одеяла и думал о жене и сыне, думал всё, конец. Я никогда не жалел себя, а с годами разучился прощать. Меня, вероятно, любят, но еще более терпят. Ирина, например. Артем любит и верит, но ему пока только шесть лет. Когда я ушел, он убил краба, подаренного ему Ириной на Новый год — что толку в крабе, когда даже волшебная лошадка не может вернуть отца, еще вчера веселого и готового помочь пройти сложные места в игре "Doom"?".

"Только в песнях страдал и любил.

И права, вероятно, Ирина -

чьи-то книги читал, много пил

и не видел неделями сына".

Ещё одной главной темой поэзии Бориса Рыжего был сам Свердловск – вместе с его пьяницами, водителями трамваев, рабочими, школьниками, студентами и бандитами. Особое место в стихах Рыжего занял Вторчермет – один из жилых районов Свердловска. На Вторчермете, образованном в 1942 году, был расположен завод вторичных чёрных металлов – отсюда и название. Как и в любом другом пролетарском районе советского города, там жили рабочие и их семьи, а после развала СССР район стал концентрировать в себе бандитов и остатки былого пролетариата – сильно пьющих рабочих да их детей, пристрастившихся к наркотикам. Несмотря на подобные ужасы 90-х, Рыжий сумел дистанцироваться от этой темы и в своих стихах: он словно перенёсся в советскую эпоху беспечности и счастливого будущего.

"Приобретут всеевропейский лоск

слова трансазиатского поэта,

я позабуду сказочный Свердловск

и школьный двор в районе Вторчермета.

 

Но где бы мне ни выпало остыть,

в Париже знойном, в Лондоне промозглом,

мой жалкий прах советую зарыть

на безымянном кладбище свердловском.

 

Не в плане не лишенной красоты,

но вычурной и артистичной позы,

а потому, что там мои кенты,

их профили на мраморе и розы.

 

На купоросных голубых снегах,

закончившие ШРМ на тройки,

они запнулись с медью в черепах,

как первые солдаты перестройки.

 

Пусть Вторчермет гудит своей трубой,

Пластполимер пускай свистит протяжно.

А женщина, что не была со мной,

альбом откроет и закурит важно.

 

Она откроет голубой альбом,

где лица наши будущим согреты,

где живы мы, в альбоме голубом,

земная шваль: бандиты и поэты".

Также в стихах Рыжего нашли отражение люди из его круга общения –поэты и литераторы:

"В кварталах дальних и печальных, что утром серы

и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие

цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь

или клен стоит ненужный и усталый, в пустое небо

устремлен, стоит под тополем скамейка, и, лбом

уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море

писатель Дима Рябоконь.

Он развязал и выпил водки, он на … из дому ушёл,

он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошёл. Он

захотел уехать к морю, оно – страдания предел.

Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.

Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и,

утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже

улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый,

и беззубый, он прямо к морю побежал.

Бежит и видит человека на золотом на берегу. А

это я никак до моря доехать тоже не могу – уснул,

качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах

дальних и печальных, что утром серы и пусты".

За свою жизнь Рыжий написал более 1300 стихов, впервые некоторые из них были напечатаны в 1992 году. Рыжий успел стать победителем литературной премии "Антибукер" в номинации "Незнакомка", а также обладателем премии "Северная Пальмира" – посмертно. Также поэт успел завоевать популярность в Нидерландах, где он успел побывать незадолго до своей смерти. Впоследствии нидерландская группа De Kift записала несколько песен на стихи Рыжего. Более того, он успел получить массу восторженных отзывов со стороны других маститых сочинителей: так, советский поэт и верный друг Иосифа Бродского Евгений Рейн называл Рыжего "самым талантливым поэтом своего поколения", а Рыжий, как известно, написал своему старшему товарищу мини-оду под названием "Рейн Евгений Борисыч уходит в ночь".

"Свердловский самородок" ушёл из жизни 7 мая 2001 года - по трагическому стечению обстоятельств, в день рождения его любимого поэта Бориса Слуцкого. Причины, побудившие Рыжего покончить с собой на балконе собственной квартиры, до сих пор остаются загадкой. Предсмертная записка Рыжего заканчивается словами "Я всех любил. Без дураков" – эта фраза могла бы легко стать жизненным кредо поэта.

"Поэты просто так не погибают — это надо понимать! Мне кажется, главная причина его гибели заключается в том, что Боря попросту не смог бы в новом времени жить. Началось то самое время, которое некто Сурков назвал: "около ноля". То есть совсем другая история началась. Не девяностые, а нулевые годы. Другая страна, другие люди. Все это вряд ли бы подошло Боре. И я уверен, он это чувствовал!", - говорит друг Рыжего Евгений Касимов.

Вдова поэта, Ирина Князева, вспоминает: "Боря никогда не говорил о суициде. Говорил о том, как мы будем красиво стареть вместе. На улице ему очень нравилось наблюдать за пожилыми парами. И за беременными женщинами, их Боря тоже считал красивыми".

Но главную предсмертную записку Рыжий оставил читателям в своих стихах:

"Пускай тогда, когда затылком стукну

по днищу гроба, в подземелье рухну,

заплаканные свердловчане пусть

нарядят механическую куклу

в мое шмотье, придав движеньям грусть".


Александр Умрихин, TVC.RU